BELLATRIX DRUELLA LESTRANGE (neè BLACK)
Беллатрикс Друэлла Лестрейндж (в девичестве - Блэк)

Katie McGrath

06.06.1951, 28 y.o. | pureblood | Slytherin'69 | - | Death Eaters

боггарт: мертвые тела её семьи и Тёмного Лорда
зеркало еиналеж: Тёмный Лорд во главе Министерства Магии, а Беллатрикс его правая рука.
родственники: Все чистокровны.
Поллукс Блэк – дедушка;
Ирма Блэк (Крэбб) – бабушка;
Сигнус Блэк – отец;
Друэлла Блэк (Розье) – мать;
Вальбурга Блэк – тётя;
Орион Блэк – двоюродный дядя;
Андромеда Тонкс – некогда младшая сестра;
Нарцисса Малфой (Блэк) – младшая сестра;
Сириус Блэк – кузен-предатель;
Регулус Блэк – кузен;
Рудольфус Лестрейндж – супруг;
Рабастан Лестрейндж – деверь.

         Благороднейшее и древнейшее семейство Блэков…Звучит так высокомерно, так по-королевски. Рождаясь в этой семье, ты безоговорочно получаешь на свои плечи тяжкую ношу ответственности за продолжение традиций своего рода, которую должен так или иначе тянуть до конца своих дней. Мне ли не знать – я одна из них. Представительница аристократии, высшего класса магического общества. Да-да, самой порой бывает трудно в это поверить.
        Сигнус Блэк, мой замечательный отец, был младшим ребенком в семье. Знаете, иногда говорят, что всю удачу забирают старшие. Нельзя сказать, что это действительно так. В то время, как Вальбурга не могла подарить супругу наследника, а Альфард даже не подумывал о свадьбе, Сигнус со своей супругой дали жизнь своему первому ребёнку. Хотя и тут была своя ложка дёгтя – увы, родился не сын. Этим первенцем оказалась я. Моя излишне вычурная семейка, помешанная на Астрономии, едва ли не совет устроила, подбирая имя новорожденной мне. В итоге остановились на Беллатрикс – отец счел, что это имя идеально подойдет первому ребенку нового поколения нашего древнего рода. Беллатрикс – это воительница, амазонка; Беллатрикс – это одна из самых ярких звёзд созвездия Ориона. Порой имена предсказывают судьбу человека, и в моём случае это отчасти произошло. Второе же имя досталось мне от моей собственной матери, истинной леди с достаточно холодным сердцем, которой так и не удалось воспитать во мне точную свою копию или хотя бы её подобие.
        Быть единственной дочерью в семье имело свои плюсы, ровно до тех пор, как в трёхлетнем возрасте мне объявили, что вскоре у меня появится братик или сестрёнка. Естественно, первое было бы самым желаемым вариантом для всех. Всех, кроме меня. Отчего-то уже тогда я каким-то образом понимала, что рождение сына в нашей семье отберет у меня всё внимание отца. А я так сильно любила проводить вечера в его кабинете, слушать его истории, впитывать в себя всё то «Блэковское», что положено бы иметь сыну, а не дочери. Мать не раз замечала, что в воспитании моем они с мужем явно допускают ошибки, однако ввиду своей пока ещё неопытности и неимения рядом тех, с кого можно брать пример, Друэлла не могла их тогда искоренить. А с рождением двух других дочерей стало слишком поздно что-то менять. И потому моя дражайшая мамочка достаточно быстро сдалась, надеясь, что на других исправится. Безусловно, моя вина тут тоже присутствовала – отчего-то я была таким взбалмошным дитем, что порой им ничего не оставалось, кроме как вздыхать и разводить руками.
       С появлением Андромеды многое изменилось. Изменилось не резко, но существенно. Я полюбила её в ту же секунду, что она была мне показана. К тому же, маленький чертенок во мне ликовал, что родители подарили сестричку, а не брата. Моё детское любопытство едва ли не каждый вечер водило меня к кроватке спящего младенца, и я всё ждала того момента, когда сестра подрастёт. А вот тогда всё действительно стало иначе. В семилетнем возрасте я стала замечать, как отец смотрит на Меду. Этот взгляд, который он прежде дарил только мне, эти посиделки в его кабинете по вечерам, которые доселе он разделял только со мной, теперь приходилось делить с ней. Укол ревности, подумаете вы. Но нет, я ни на йоту не изменила своего отношения к сестренке. Я дарила ей даже больше, чем требовалось. Мы с ней были так похожи – те же большие глаза, те же чёрные волосы, чьи кудри мать по утрам долго приводила в порядок, даже те же привычки порой. Слишком трудно было не любить её, ведь в ней так много было меня самой.
       А вот внимания родителей я больше не просила. Отчего-то чувствовала себя такой самостоятельной, самодостаточной. Смешно, учитывая мои-то годы. Я стала реже наведываться к отцу, осваивая домашнюю библиотеку теперь уже самостоятельно. С любопытством выискивала самые старые фолианты, самые большие книги, сути которых порой не могла даже понять. Однажды Друэлла обнаружила эти мои посиделки и запретила лезть, куда не надо. И я стала тайком вытаскивать книги из библиотеки, прятать в своей комнате. Для своего возраста я уже была крайне хитроумна и пронырлива, так что удавалось практически никогда не попадаться за этим занятием. В конце концов, я упрямо не понимала, почему мне нельзя заниматься тем, что нравится? Вместо этого меня заставляли обучаться языкам, танцам и этикету. И если с первым еще я справлялась с удовольствием, второе давалось мне, видимо, из-за предрасположенности, то к третьему не было ни того, ни другого.  Нет, я безусловно старалась вести себя прилично – на глазах у родителей, но вот моя излишняя эмоциональность не позволяла мне стать истинной леди. А вот третья сестренка – Нарцисса, казалось, с пеленок была готова выйти в свет.
       Цисси появилась, когда мне было почти пять лет. Но тогда у меня уже была Андромеда, а потому особого интереса вторая сестра до определенного времени не вызывала. Но когда нас чему-то пыталась научить мать, именно этому белокурому ангелу удавалось сделать всё так, как нужно. А потому все свои силы и надежды Друэлла отныне вкладывала в свою любимую дочь. У отца была Меда, у матери – Цисса, а я была довольно часто предоставлена сама себе. И мне, право, это нравилось. Хотя стоит отметить некую замкнутость, сформировавшуюся с лет эдак восьми-девяти. У меня появлялись секреты, какие-то собственные мысли и взгляды, о которых отец, благо, не знал. Он же делился со мной идеалами чистокровных семей, неприязнью к магглородкам и прочему сброду. Я хмыкала, когда у нас в гостях был дядя Альфард, который уж больно странно себя вел как для представителя рода Блэков. Мне больше по душе приходилась тётушка Вальбурга, которая навещала нас чаще.
Жестокость во мне появилась рано. Она никогда не была адресована сестрам или родственникам, но мальчишкам из других семей, бывавших у нас в гостях, иногда приходилось несладко. А входили они в тот возраст, когда уже стыдно было признаться, что тебя ударила девчонка. Мне почему-то всегда удавалось выйти сухой из воды.
       Письмо из Хогвартса я приняла уже, как нечто должное и неизбежное. Не было щенячьей радости и прыжков от счастья до потолка. Я ведь уже была взрослая. А именно так мне казалось тогда -  первая же получила письмо из всех сестер. Сомнений в факультете также не было – Слизерин встретил меня своим величием и великолепием. Я была первой из нового поколения Блэков, а значит просто обязана была прокладывать путь сюда и для младших сестер. Признаться честно, весь первый курс я наслаждалась свободой – никакого влияния матери, никаких нотаций о правилах поведения. Я даже заметно перегнула палку со своим свободолюбием – временами слишком громкая, пару раз грубая, немного противная. За первый год обучения матери пару раз приходили письма с уведомлениями о моем не особо надлежащем поведении.
После небольших угроз со стороны семьи я взялась за ум. Всё-таки, я – Блэк, а это, как ни крути, на многое обязывает. Учеба, кстати, меня достаточно интересовала, чтобы погружаться в особо занимательные дисциплины с головой. Успеваемость моя была не самой лучшей на курсе, но вполне отличной. И дело не в том, что я как-то этим кичилась. Я просто любила то, что изучала. Ну, кроме нудных Прорицаний, УМЗС и Истории магии. А с годами мне удалось научиться выходить невиновной из любых передряг. Порой удавалось нарушать школьные правила и оставаться безнаказанной. Общаться мне было куда проще с мальчишками, чем с девочками-одногодками. Проблема в том, что их всех воспитывали, как потенциальных невест, а мне было интересно пообщаться с кем-то, кто мог поговорить о чем-то кроме того, как выглядит десертная вилка. Я вообще часто смотрела на всех них с отвращением, чем, собственно, много подруг не наживешь. 
Моя школьная жизнь помогла мне сформировать такой закаленный и жесткий характер. Особенно после поступления в Хогвартс Меды, а позднее и Циссы. За семью я могла стоять горой, и это знали все. Дать своих сестер в обиду я не могла, а потому даже как-то слишком агрессивно реагировала на любую угрозу. Да и просто я любила позлорадствовать над кем-то, по моему скромному мнению, слабым, недостойным или грязнокровным…
       Впервые я встретилась с ним, когда мне было еще чуть больше одиннадцати. Меня уже начинали пускать на светские рауты, устраиваемые родителями. Хотя в гости пока еще не водили. И немудрено, я была далеко не образцом идеального воспитания, в конце концов. Среди гостей были и Лестрейнджи с двумя сыновьями. Вечер для меня был чересчур скучным, я не такого ожидала, когда пару лет до этого рвалась на подобные мероприятия. После излишнего внимания со стороны взрослых, от которого даже у еще совсем юной меня проявлялся рвотный рефлекс, я старалась поскорее улизнуть. И столкнулась с Рудольфусом. Я видела его в школе, он был на шестом курсе, и никоим образом мы друг с другом не пересекались. Однако в тот день я так сильно была разочарована и зла, что он попал под горячую руку. Видимо, после моей детской дерзости я надолго осталась у юноши в памяти, ведь он сумел превратить мой второй курс в ад своими издевками, пусть и вполне безобидными, но такими раздражающими. А затем он окончил Хогвартс, и жизнь моя, казалось бы, наладилась.
       Ровно до лет шестнадцати, когда родители раскусили, что я за фрукт и решили как можно скорее найти мне подходящую партию, пока я совсем не распугала потенциальных женихов. Отныне на всех званых вечерах я была точно тот товар для именитых, богатых и чистокровных до мозга кости семей. Это выводило из себя, но в то же время я прекрасно осознавала, что иначе в нашем обществе нельзя. Место женщины тут неоспоримо. По крайней мере, пока. И вот среди гостей фигурировала фамилия Лестрейндж. Но не столкнуться нам всё же не удалось – он словно специально искал меня. А там пошел поток взаимных оскорблений и издевок, среди которых и прозвучала моя самоубийственная фраза типа: «Да ты последний, кого бы мой отец вообще рассматривал на роль жениха».
       А на седьмом курсе, в кругу своей семьи и приглашенной семьи Лестрейндж я была поставлена перед фактом, что через несколько лет после окончания школы стану супругой ненавистного мне Рудольфуса. Я знала, что без него тут не обошлось, но шутки-шутками, а брак – это дело серьёзное. Разве можно вот так вот обречь себя и какую-то девицу на постоянное лицезрение друг друга под одной крышей?
       Первый год – весь седьмой курс включительно – я бунтовала, за что родители по головке меня не гладили. Второй год я подумывала над побегом, хотя довольно скоро отсеяла эту мысль – я же не глупа. Хрупкая Цисси упрямо не понимала, почему я не хочу выполнять свой долг перед семьей, а близкая по духу Меда выслушивала все недовольства, вытягивала всю злость из меня, понимая, пожалуй, меня, как никто. Третий и последующие пару лет я старалась найти хоть какую-то лазейку, довести Рудольфуса до расторжения договоренности между семьями. Пока дата свадьбы не была установлена, я готова была сделать что угодно, лишь бы её никогда не было. Наши отношения с Лестрейнджем тогда были похожи на бомбу замедленного действия – то мы издеваемся друг над другом, то готовы убить друг друга. И вместе с тем я даже не замечала, что мне это начинает нравиться. Я даже слишком увлеклась попытками отравить ему жизнь, что позабыла о первоначальной цели – отменить свадьбу. А мы, тем временем, отлично сработались – следуя идеалам чистой крови, я становлюсь одной из немногих Блэков, кто действительно готов ввязать себя в политику. Мне более, чем импонировали взгляды Тёмного Лорда, а потому вопрос о вступлении в его "армию" даже не возникал. И Рудольфус, на удивление, стал моим счастливым билетом в ряды Пожирателей. К своим двадцати трём годам я уже славилась достаточно большим магическим мастерством и крайней степенью жестокости, так что Повелитель принял меня достаточно скоро.  Получая Метку, я чувствую перед Тёмным Лордом такой благоговейный восторг, что не удается скрыть и от него, и от моего будущего супруга. И последний рад, что хоть в чем-то у нас есть что-то общее. А после этого мы снова возвращаемся в нашу «нормальную» жизнь, полную споров и конфликтов.
       Так и пришел последний год моей свободы.  Дата свадьбы была назначена, а я уже смирилась с неизбежным. К тому же, всю свою агрессию можно было выплескивать на заданиях Тёмного Лорда. Мои руки уже тогда были по локоть в крови, но, признаться, мне это нравилось. Я хотела признания Повелителя, я хотела его уважения. Я должна была показать всё, на что я способна. К тому же, война набирала обороты. За слишком частое времяпровождение с Лестрейнджем на меня уже косо глядели представители напыщенной аристократии. Так что я даже начала ждать близящуюся свадьбу. Если бы только не удар в спину от дорогого моему сердцу человека.
       Приготовления сделаны, платье подобрано, осталось несколько дней. Весть о побеге Андромеды я восприняла крайне болезненно. Я думала, что разучилась плакать еще тогда, когда издевки Руди на младших курсах и вплоть до окончания школы закалили мой характер, а многочисленные пытки и убийства очерствили душу. Она – та, что была мне ближе всех, - не просто сбегает, а еще и с маггловским выродком Тонксом, тем самым отрезая любые шансы на возвращение и родительское прощение. Мои слёзы считались недозволительной слабостью, поэтому перед родителями и младшей сестрой я надевала маску безразличия к Меде, изображала презрение при одном лишь взгляде на выжженную точку на фамильном гобелене. Пока однажды эта маска не приросла ко мне. Я действительно ненавижу её теперь, после того, что она сделала. И уже не так за побег, как за письма, которые она по сей день продолжает присылать всем – отцу с матерью, Нарциссе и мне. Я презираю её за слабость – если уж ушла, сестрица, имей силу и мужество обрезать все связи с семьей. Разбитую вазу не склеить, раны на сердце не выжечь так же легко, как твоё существование в нашем роду. Любой след твоего присутствия в нашем поместье был уничтожен. Я лично проследила за тем, чтобы комната сестры превратилась в очередную спальню для гостей. Плевать, что не в той стороне поместья, плевать, что совсем недалеко от наших с Циссой покоев. О Меде необходимо было забыть.
Однако вечерами я до сих пор вскрываю твои письма, проклятая осквернительница нашего рода. Вчитываюсь в каждую строчку. Выуживаю подробности о твоей жизни. В моих глазах горит лютая ненависть и жажда мести, но за ними скрывается лишь глубочайшая обида, нанесенная твоим уходом. Я поклялась, что превращу твою жизнь в ад, ты будешь молить Мерлина о том, чтобы он даровал тебе и твоей новой семейке быструю смерть. Но тебя…Тебя я не убью. Ты продолжишь жить, жить с той же болью от потери самого дорогого, с которой смирилась я. Если под смирением можно считать периодические неконтролируемые вспышки гнева.
       Несмотря на некоторые обстоятельства, что могли поставить под угрозу любые договоренности моей семьи, я выхожу замуж. И удивляюсь, почему Рудольфус не расторг помолвку, когда узнал о постыдном происшествии в моей семье. Мы по-прежнему собачимся, как только можем, но нас неустанно тянет друг к другу. Наши отношения похожи на ураган, на Адское пламя – если повезет сбежать, то оно не поглотит тебя без остатка. Мы становимся напарниками в заданиях Повелителя, чем мой супруг не может не гордиться. Женщин в наше время считают недостаточно способными на что-либо, кроме хозяйства и воспитания детей. Я в пух и прах ломаю все стереотипы, будучи отвратительной хранительницей очага и великолепным бойцом. Тёмный Лорд видит во мне достойную слугу, стоящую наравне, а то и выше многих мужчин. Это заставляет меня работать в три раза упорнее для достижения нашей общей цели. Однако обычные семейные проблемы никуда от меня не сбегают.
       Продолжение рода – важная часть семейной жизни таких блюстителей чистой крови, как наши с Рудольфусом семьи, да и мы, собственно, тоже. Проблема лишь в том, что я не хочу заводить ребенка. По крайней мере, не в то время, когда разгорается война, когда я должна буду быть на передовых, а не лежать с огромным пузом в спальне и ждать вестей от мужа. Я же боец, а не примерная жена. Однако мой дражайший супруг отчего-то горит этой затеей. Он хочет иметь наследника. Мы часто ругались и на этот счет. Мои мольбы Мерлину были услышаны – у нас не получалось зачать ребенка достаточно продолжительное время. Доселе постоянно спокойный, практически не вспыльчивый Лестрейндж заметно начинает меняться, так непривычно убиваясь на счет такой банальной темы. Я же смеюсь, как-то истерично, безумно – мой муженек дал сбой. Но в итоге, когда мою сестренку удачно обручают с моим соратником – Люциусом Малфоем – я объявляю о своей беременности. Так не вовремя, так не к месту. Рудольфусу удается добиться своего и я чувствую легкую неприязнь к своему поражению. В наших спорах я привыкла одерживать верх чаще всего.
       Это был конец 1976-го года, время, когда глупые мирские проблемы не должны были мешать исполнению мечты многих чистокровок и Тёмного Лорда во главе с ними. Я рвалась в бой, даже несмотря на мнение супруга. Я не хотела пропускать всё самое интересное. С беременностью мой характер стал просто невыносим. Порой я сама удивляюсь, как Рудольфус меня не прибил с самого первого скандала. Мои нервишки пошли под откос, я признаю это. Но в этом была и его вина – я предупреждала, что ребенок станет помехой, что его лучше не заводить, пока не будет выиграна война. Вот и пожинай, муженек, плоды своего тупого упрямства, терпи меня теперь, пока смерть не разлучит нас…
       Кто же знал, что смерть будет не моя и не его. Мой месье Лестрейндж совершил, пожалуй, самое нежеланное убийство в своей жизни. В одной из перепалок, когда я была уже с приличным животом (на четвертом-пятом месяце, когда даже к зеркалу подходить не хотела), супруг потерял контроль над своими эмоциями. Мы ругались даже громче, чем когда-либо прежде. В итоге я в который раз полезла на него с кулаками, нарвалась на грубый толчок, не устояла на ногах и…В общем, не стоит говорить, что было дальше. Ребенок, которого я так не желала, умирает, но я не чувствую облегчения. Когда лечение на дому становится невозможным из-за моих истерических срывов, меня кладут в больницу Св. Мунго, где работает мой муж. Меня помещают в самую уединенную палату, Рудольфус, поглощенный необъемлемыми горем и чувством вины, старается создать лучшие условия для моего выздоровления – и в физическом, и в моральном плане. Но я не хочу его видеть, у меня случаются истерические припадки, стоит ему едва лишь замаячить на пороге палаты. Один раз я разбила вазу с цветами о стену возле входа в мои временные покои, затем грозилась убить медсестру, так не вовремя оказавшуюся в тот момент подле меня. Этого хватило, чтобы убийца моего ребенка перестал появляться. Вместо него был Рабастан, который за все эти годы стал мне кем-то вроде брата. Его я впустила, не без опасений конечно. Возможно, за спасение моего брака я отчасти обязана ему. Не семье, которая поспешила этот неловкий инцидент замять и не выносить сор из избы, не сестре, которая своим счастьем бросалась мне в лицо (не намеренно, конечно же). И не Андромеде, которая, как мне казалось, пару раз появлялась поблизости. Хотя, может это были лишь галлюцинации на фоне принятых лекарств.
       Я оправилась сравнительно быстро, у меня ведь закаленный характер. Но чего не удалось исправить в Мунго, так это моего зародившегося давно, но проявившегося только недавно безумия. Я медленно теряю контроль над собой, пусть даже сейчас, более-менее вернув прежнюю жизнь, словно бы ребенка никогда не было, я полностью вовлечена в любимое дело. Я не психиатрически неуравновешенна, но всё к тому идёт. Я снова замыкаюсь в себе, храня даже от мужа секреты масштабов нарастающего сумасшествия. Хотя он прекрасно видит перемены. Это читается в моих горящих глазах, в моих подергивающихся уголках губ, в моих эмоциональных порывах. Я медленно иду по пути саморазрушения, и вот уже на дворе 1978-й год…Быть может, это решающий год в моей жизни?

связь с вами: ЛС надежнее всего.)
откуда узнали о нашем проекте: от Питера :3
пробный пост:

Отредактировано Bellatrix Lestrange (2017-06-13 12:51:13)