DAIGHRE ISABELLE BORGIN
Дайре Изабелла Борджин

Emilia Clarke

27 июня 1952, 26 | чистокровна | Рейвенкло, 1970 | ММ, глава бюро по розыску и контролю драконов (драконолог)| нейтралитет

боггарт: темноволосый статный мужчина, который оказывается вампиром.
зеркало еиналеж: Дайре -  глава Всемирного драконоведческого заповедника.
Любит: Осень, долгие проливные дожди. Любит крепкий зеленый чай без сахара и кофе с ванилью. Без ума от низких рычащих голосов. Любит запах старых книжных страниц, корицы и бергамота. В людях ценит настойчивость, чувство юмора и оптимизм. Любит ранее утро, никогда не изменяет своей привычке бегать по утрам, это, по ее словам, здорово проветривает голову от ночных кошмаров. Особый трепет у нее вызывают драконы - именно эти огромные огнедышащие монстры удостаиваются от нее таких эпитетов, как "милый, добрый, славный, самый хороший, любимый, солнышко, лапочка и так далее". Человеку нужно изрядно постараться, чтобы Дайре наградила его нежным и ласковым словом, дракону же позволительно просто быть - и он солнышко в последней инстанции. Трепетно любит Фоукса, запах ванили и черничных кексов, классическую музыку, бархатные голоса.
Не любит: тех, кто говорит слишком быстро и тех, у кого очень высокие голоса - и то, и другое довольно быстро приводит девушку к головной боли. В людях презирает лицемерие и желание некоторых нравится всем. Плохо переносит лень и долгое сидение без дела - длительный отдых ей противопоказан, иначе Дайре просто напросто начинает болеть.
Хобби: прогулки по лесу, неспешное чтение книг в свое удовольствие в тишине, зельеварение.
Можно смело сказать, что Дайре принадлежит к числу тех людей, для которых движение - это жизнь. Каждое её утро начинается пробежки. Любит проводить время на свежем воздухе, как правило - в лесу или драконьих пещерах.  В лес уходит за тишиной и спокойствием. К драконам же приходит, если нужно успокоится, подумать над чем-то важным или принять решение. Наверное, это такой своеобразный талант - ладить с этими огнедышащими рептилиями.
Обожает антиквариат, артефакты и всё, что может быть связано с этим делом. Здесь можно смело утверждать, что любовь ко всему этому - это удевушки семейное.
Любит читать, но при этом важно заметить - Дайре любит неспешное чтение в тишине. Она не из тех людей, которые глотают книги пачками, она не может сосредоточиться на чтении, когда вокруг царит шум и суматоха, так же не умеет читать несколько книг враз - исключение, пожалуй, если книги принадлежат к совершенно разным областям; например, учебная литература и художественная.
Сама составляет чайные композиции, сушит для этого дела травы, которые сама же и собирает, любит экспериментировать в этой области.
Любит неспешное зельеварение - когда можно запереться в лаборатории и неспеша наблюдать за реакциями, тщательно записывая в тетрадь все, что покажется достойным внимания.

Дикорастущий цветок, из тех, которые не сорвешь, пока не уколешься; ломаный курсивный шрифт на страницах прозы жизни; маленькая девочка с красивым именем Дайре. Беззащитная как будто бы, её бы спрятать ото всех, обнять покрепче, защитить от всего мира, ведь она такой хрупкой кажется, почти что хрустальной, а потом вдруг поднимает глаза и сердце в пугливом ритме заходится, потому что взгляд у неё - насквозь.
Лесное создание, маленькая дриада. Босиком по лесному ковру ступает неслышно, вдыхает такой родной аромат столетних трав, слушает сердцебиение дерева. В лесу находит своё спокойствие, сюда уходит в поисках себя, заслушиваясь музыкой ветра в высокой листве.
Маленькая девочка, которая всё ещё любит слушать сказки на ночь, любит уткнуться в чье-то плечо и нажаловаться на весь мир. Забившись в угол с книгой на коленях бережно проводить холодными пальцами по шершавым страницам, вдыхать книжный запах, и читать не спеша, смакуя каждую строчку. Греть вечно холодные пальцы о кружку с горячим чаем и верить, что всё будет хорошо.
Такая хрупкая с виду и такая сильная внутри; боится большой высоты, страшится в темноте смотреть на свое отражение и шагов за спиной, но без страха принимает любой вызов.
Сильная, идти к своей мечте несмотря на все трудности и преграды, закусив удила упрямства и расшибая лоб о чужое равнодушие и черствость, всё равно идти, потому что от мечты всякого отделяет всего лишь один_маленький_шаг, и неважно сколько раз его придётся сделать.
Часто влюбляться: в случайные улыбки, смелые взгляды, тонкие аристократичные запястья или небрежно заплетённую косу… в людей, которых нет в её жизни. На костре предательства и причиненной боли безмолвно сгорать, чтобы после, подобно фениксу, в тысячный раз вновь восстать из пепла.

Имя Дайре [Daighre] - От гаэльск. daiger - "всполох, вспышка (огня)".
С июня 1970 по декабрь 1974 - работала драконологом во Всемирном драконоведческом заповеднике.
С января 1974 по июнь 1976 - сотрудником ММ в бюро по розыску и контролю драконов.
С июля 1976 по настоящее время - глава бюро по розыску и контролю драконов в ММ.
родственники:
Evander Borgin / Эвандер Борджин - 53 года, отец, чистокровен. Совладелец лавки "Борджин и Бёрк" в Лютном переулке.
Isabelle Borgin / Изабелла Борджин - мать, 49 лет, чистокровна, колесит по магическому миру с собственной труппой, певица и мошенница. Ничего более о ней не известно.

Эвандер Борджин - владелец лавки в Лютном переулке, которую унаследовал от своего отца, а тот, в свою очередь, от деда, того самого Борджина, который вместе со своим напарником открыли в далеком 1863 году лавочку темных артефактов в Лютном переулке. Эвандер никогда не был женат - первая его помоловка закончилась печальной гибелью невесты, вторая помоловка расторглась, т.к. невесте нашли более именитого кандидата в мужья. В конечном счете Эвандер остался закоренелым холостяком, предпочитая иметь дело с темными артефактами, а не с женщинами. Магические вещи явно представляли куда меньшую опасность и головную боль.
С прекрасной Изабеллой Эвандер познакомился случайно. Черноокая, светловолосая валлийка странствовала по свету, зарабатывая на жизнь музыкой и пением - ее небольшая труппа колесила по всей магической Британии, нигде подолгу не задерживаясь. Изабелла оказалась не только прекрасной певицей, но и хитроумной мошенницей, которая обчистила Эвандера и укатила в дальнейшие странствия, прихватив с собой несколько весьма ценных артефактов.
И кто бы мог подумать, что спустя полгода она сама постучится в дверь его дома. Хотя - будем честными, ничуть она не стучалась. Вихрь по имени Белла устроил жуткую неразбериху в доме и обвалил половину крыши. И не было ничего удивительного в ее возвращении - Изабелла была беременна.
Наверное, Эвандер смог бы простить ей все - и то бегство с украденными артефактами, и ложь, и ее разгульную жизнь. Только вот сама Изабелла не была настроена на счастливую семейную жизнь, виня Эвандера во всех своих бедах. Общего языка они не нашли и Изабелла пропала вновь, запретив даже пытаться искать ее или ребенка.
После рождения Дайре, Изабелла отдала ее в приют, когда девочке едва исполнился год, т.к. любимая ею жизнь и ребенок были попросту несовместимы между собой. И Изабелла сделала выбор в пользу себя.
В приюте она появлялась впоследствии пару раз, да и к Эвандеру тоже заходила - брала деньги якобы для ребенка и пропадала вновь.

Когда-нибудь я сяду за дубовый стол, возьму в руки лебединое перо и напишу эту историю от начала до конца.
Сколько я себя помню в детстве, каждый раз, просыпаясь и открывая утром глаза, я видела серо-зелёный грязный потолок с расписным узором из трещин и паутины. Через узкие окна, которые мылись не чаще, чем раз в три года, в небольшую комнату проникали тусклые солнечные лучи, покрывая золотой пылью грязные занавески. В этом месте солнце всегда было бледным, каким-то болезненным, так же, как и вся природа вокруг. Мне всегда хотелось взять яркие краски и раскрасить это место, добавить в болотного цвета листву на деревьях изумрудной зелени, серое и всегда пасмурное небо разрисовать голубым, обшарканные кирпичные стены замазать ярким красным цветом, какого они были когда-то.
В небольшой комнате, в которой с трудом хватало бы места взрослому человеку, нас жило двое. Две девочки, два маленьких волчонка. Мои школьные подруги в Хогвартсе сочувствовали мне, когда речь заходила о моем прошлом, но знаете, им никогда не понять, что такое жить в приюте. Но я не жалуюсь, в конце концов я всегда училась видеть во всём хорошее, ведь, согласитесь, жить, не веря ни во что доброе, гораздо хуже, нежели жить и верить в сказки. Я всегда в них верила, зачитывая до дыр те немногие книжки, которые были в библиотеке приюта. Нас редко отпускали в город, поэтому в городской библиотеке, которая по сравнению с той, что была в приюте, казалось мне несоизмеримо огромной, я была редким гостем. Нам не разрешалось брать оттуда книги, но хозяин книжного магазинчика, стоявшего рядом, подарил мне однажды замечательную книгу... про сказочных существ. Эта книжка была самой ценной вещью, которую я бережно прятала в своей тумбочке на самом дне, под старым изношенным свитером и полинявшими джинсами. Эта книга и записка в две строчки «Позаботьтесь о моей Дайре», оставленная на клочке бумаги вместе со мной на пороге приюта - были единственными вещами в приюте, безраздельно принадлежавшими мне одной.
Нельзя сказать, чтобы я ненавидела свою ту тогдашнюю жизнь, скорее я просто страдала от нехватки общения. На самом деле очень немногие люди-одиночки, любящие общество себя и сторонящиеся шумных компаний, в детстве были точно такими же; во всяком случае я точно такой не была. Мне всегда хотелось иметь подружку, которой можно было бы доверить любые секреты, поделиться дурным сном и поплакать, уткнувшись в родное плечо. Но общение у меня почему-то не складывалось. Постоянные конфликты с другими детьми вынудили меня сторониться их, доверять только себе и полагаться тоже только на себя.
Гризельда Пейт - местная заводила и хулиганка была любимицей директора приюта - Мадам Грейсон и моим самым страшным кошмаром детства. Она была старше меня на два года, и жили мы в одной комнате. Тот, кому довелось жить со старшими нелюбимыми сестрами, поймет меня. Нельзя было ни жить нормально, ни пожаловаться Мадам, потому что, во-первых, потом будет ещё хуже, а во-вторых, мне бы всё равно никто не поверил, Гризельда была любимицей директрисы.
Больше всех в приюте я любила суровую Эдну - кухарку, не смотря на свой крутой нрав и острый язык, у неё была добрая душа, хотя Эдна отчего-то всегда хотела казаться хуже, чем она есть на самом деле. На её правой руке была большая татуировка, она всегда закалывала волосы в небрежный пучок и любила ругаться. Её солёные морские шуточки и матросские ругательства резали не хуже острого кухонного ножа. Об Эдне ходило много разных слухов, правда, не при ней; но я всё равно её любила. Так уж повелось, что виноватой у Мадам Грейсон почти всегда оставалась я, будь то драка или разбитая ваза, даже если о вазе я слыхом не слыхивала, и в драке не участвовала, отрабатывать наказания меня часто отправляли к Эдне - мыть кастрюли и разделывать терпко пахнущую рыбу, и хотя Эдна ужасно готовила, на кухне у неё всегда для меня находилось печенье и стакан молока. Сидя на кухонной табуретке, я с удовольствием ела, а она, бывало, подойдет и робко так, неловко погладит по голове.
Но однажды, в канун Рождества, произошло одно очень странное событие, которое долго оставалось для меня загадкой. Я помню, как мы собрались все в просторной гостиной, где шумно работал телевизор и царило оживленное веселье. Рождество для меня никогда не было связано с воспоминаниями о подарках или семейных посиделках. Фрукты и сладости, лежавшие на столе, полагалось разделить поровну между всеми детьми из приюта - нас было всего человек пятнадцать - но, как это бывало каждый год, поровну - это не значит всем. Я и маленькая пятилетняя Руби остались без сладкого, впрочем, малышка очень быстро уснула под общий гам, а я, сидя перед камином, покрытым въевшийся копотью, смотрела на чарующую пляску пламени. Огонь всегда привлекал меня, завораживал, навевал какое-то странное, дурманящее состояние отрешённости и задумчивости. В тот раз я не сразу заметила, что рядом со мной стоит Гризельда со своими друзьями.
- Эй, Дрёма, на что уставилась? - грубовато окликнула меня она. Её приятели явно сочли эти слова забавной шуткой, потому что громко расхохотались. Я недовольно наморщила лоб, молча проглатывая обидное прозвище.
- Гризельда, да ты погляди, она, кажется, разговаривать разучилась, - хохотнул Роджер. Гризельда довольно оскалилась и бросила в меня конфетным фантиком. Мне было обидно и, если честно, где-то внутри медленно закипала злоба. Человек не может терпеть вечно, и рано или поздно терпение заканчивается, хотя обычно я старалась не обращать внимания на приставучую Пейт, которая, видя, что мне как будто бы всё равно, довольно быстро от меня отставала, находя себе более слезливую и эмоциональную жертву.
Но в этот раз всё пошло не так.
Я поднялась на ноги и отошла ближе к камину. Мне хотелось только одного: чтобы меня оставили в покое в это Рождество. Гордон, ещё один подпевала Гризельды, довольно удачно скопировал моё задумчивое выражение лица, отчего вся кампания вновь разразилась хохотом. Я сама не поняла, как так случилось, что я вдруг обозвала Пейт несносной дурой, как будто бы со стороны услышала свой гневный звенящий голос. От удивления Гризельда замолчала, а Роджер, больно вцепившись рукой в моё плечо, с силой толкнул меня. Он не ожидал, что я упаду прямо туда, он и не хотел этого. Я просто должна была потерять равновесие и растянуться на полу, но я упала в камин. Кто-то забыл задвинуть каминную решётку и я провалилась прямо в объятие пламени. Испуганные крики Гризельды и её друзей я слышала, будто сквозь сон. Я даже не успела испугаться, не успела понять, что происходит, я просто ощутила вдруг возникшее тепло. Это тепло разливалась по всему телу с той нежностью, с какой руки матери обнимают своего ребёнка. Огонь касался кожи, как будто бы проникая сквозь неё, впитывался в кровь, растекался по всему телу. Это странное спокойствие и чувство защищённости после этого случая я испытывала только оказавшись либо в кабинете Дамблдора, либо в драконьем ангаре.
Когда на шум прибежали Эдна и Мадам Грейсон и вытащили меня из камина, то с удивлением обнаружили, что на моей коже нет ни одного ожога. Директриса всё списала на то, что огонь был не слишком сильным, а я отделалась только испугом и не успела обжечься. Но я точно знаю, что на самом деле всё было не так. Мне было восемь, когда это произошло.

Следующее странное событие случилось спустя полтора года. Дело было в начале декабря, мороз был ещё не слишком сильным, а снегу намело столько, что дороги не успевали расчищать. Из-за этого мы даже целую неделю не ходили в школу, которая находилась в городе Харвишир, примерно в часе ходьбы от Харвиширского приюта, стоявшего чуть в стороне от города. Тот поздний вечер я провела на крыше двухэтажного здания приюта, кутаясь в старый плед. Гризельда с подружками решили устроить сеанс гадания и меня, естественно, видеть в комнате не хотели, да я и рада была уйти от них. Летом было немного проще - не так холодно. Снег уже перестал идти, запорошив недавно расчищенную дорогу, серо-голубое грязное небо было похоже на старое одеяло, из которого торчали то тут, то там - пыльные серые тучи, точно грязная вата. Я не сразу обратила внимание на эту странную птицу. Издалека она показалась мне обычным коршуном, но вблизи оказалась крупнее него. Птица была размером с лебедя и имела невероятно красивое малиновое оперение. Сложно было поверить, что в этих краях водятся такие диковинные создания, и поначалу я решила, что птица - всего лишь мой сон. Покружив над приютом и позволив вдоволь налюбоваться собой, птица опустилась на крышу в каких-то паре сантиметров от того места, где я сидела, и посмотрела на меня внимательными глазами-бусинами. Во взгляде птицы была несвойственная животным мудрость. Я долго не решалась протянуть руку и прикоснуться к яркому оперению, которое напоминало мне всполохи пламени, но видя, что птица никуда не собирается уходить, я набралась смелости и провела пальцами по её спине. Вопреки моим ожиданиям, она не взмахнула крыльями и не улетела прочь, наоборот, устроилась на холодной черепичной крыше, прижавшись ко мне тёплым малиновым боком. Так хорошо, как в ту зимнюю ночь, до этого мне никогда не было.
Не смотря на то, что к утру птица улетела, она прилетала ко мне время от времени, каждый раз появляясь в самые нужные минуты. Следующая наша встреча произошла в начале апреля, когда я сильно простудилась и попала в "больничную комнату" - небольшое чердачное помещение, куда помещали больных детей под замок, чтобы они не заразили ещё кого-нибудь. Высокая температура держалась уже третий день, и чувствовала я себя очень скверно. Из состояния полусна меня вывел звук хлопающей оконной рамы: должно быть ветер сорвал её с крючка, в комнату ворвался холодный апрельский ветерок. У меня не было сил на то, чтобы встать и захлопнуть окно, поэтому я спрятала голову под колючим одеялом; мысленно я представляла, как опускаю свои руки в камин, позволяя нежным языкам пламени согреть онемевшие от холода пальцы. Далеко не сразу я поняла, что мне действительно становится тепло. Недоверчиво высунувшись из-под одеяла я едва не издала радостный крик - это сделать не получилось из-за севшего голоса и приступа кашля. Рядом со мной на кровати, склонив голову на бок, сидела та самая малиновая птица, тёплый маленький друг, который согревал меня всю оставшуюся ночь. Когда утром следующего дня я открыла глаза, то никого рядом с собой не увидела, температура спала, да и кашель почти вовсе прекратился. Правда, не поверив в мое столь скорое выздоровление, Мадам Грейсон сочла мою болезнь выдумкой и умелым притворством, устроенным, чтобы не ходить в школу. Мне тогда крепко досталось.
Но настоящие странности начались позже.

Однажды ранним августовским вечером тысяча девятьсот шестьдесят третьего года на дорожке, ведущей от ворот к двери Харвиширского приюта, появился странный человек. И хотя одет он был довольно обычно: в коричневый костюм и шляпу, во всём его облике было что-то из ряда вон выходящее. Я сидела на подоконнике в своей комнате и смотрела в окно на этого человека, который неспешными шагами шёл по дорожке к приюту. На какие-то минуты меня охватила радостная надежда, что, быть может, он хочет взять кого-нибудь из детей к себе, но почти сразу же я поняла, что даже если так оно и есть, этим ребёнком уж точно не стану я.
- Дрёма, а Дрёма, опять спишь на ходу? Или снова о чём-нибудь мечтаешь? Например о том, чтобы сидеть в кресле у мамы на коленках, пить горячий шоколад и слушать забавные сказки? - Гризельда мрачно расхохоталась видя, как на моих глазах появляются слёзы. Но прежде, чем она успела ещё что-нибудь сказать, на лестнице раздались чьи-то шаги и приглушённые голоса.
- Ох, сэр, вы уверены, что вам нужна именно эта девочка? Признаться, когда я получила письмо, то подумала, что вы, верно, ошиблись. В нашем приюте есть множество прекрасных, одарённых детей, взять хотя бы Гризельду Пейт, - последнюю фразу Мадам Грейсон произнесла, отворяя дверь в комнату и показывая в сторону мигом присмиревшей Гризельды. От горького разочарования я пристыжено опустила голову, принявшись разглядывать дощатый пол. Ну конечно, не стоило даже сомневаться в том, что фортуна улыбнётся именно моей соседке.
- Нет, нет, я не ошибся, мне нужна именно Дайре, - прозвучал в ответ чуть хрипловатый голос. Я недоверчиво подняла голову на странного человека. На меня с интересом смотрели невероятно яркие голубые глаза; таких добрых глаз я ни у кого больше не видела.
Мадам Грейсон, негромко фыркнув, взяла негодующую Гризельду под руку и вместе с ней вышла из комнаты. Я же подошла к человеку и недоверчиво взяла его за руку, мне очень хотелось убедиться, что он настоящий и не приснился мне, что он - не выдумка. Человек тихо рассмеялся, но как-то по доброму, совсем не так, как надо мной смеялись другие дети в приюте или Мадам Грейсон.
- Дайре, милая, открой окно, - попросил человек, присаживаясь на стул. Я удивлённо посмотрела на него, но спорить не стала, хотя в конце августа вечером было уже довольно прохладно.
Неожиданно я почувствовала себя как дома. Хотя у меня никогда не было своего дома, но мне всегда представлялось, что в этом месте должно быть по-особенному хорошо, по-особенному тепло.
- Меня зовут Альбус Дамблдор, я директор школы, в которую хотел бы тебя пригласить.
Я недоверчиво прищурилась, не отведя взгляда от ярких голубых глаз, настолько проницательных, что мне казалось, будто бы этот человек видит меня насквозь, заранее знает все мои ответы и понимает меня лучше, чем я сама.
- Мадам Грейсон всегда говорила, что мне самое место в школе для отстающих, вы оттуда? - грустно спросила я, в ответ Дамблдор вновь улыбнулся.
- Нет, не совсем, - загадочно ответил он и как будто бы случайно провел рукой по столу, неосторожно роняя стоявшую свечу, которая полетела прямо в мою сторону. Инстинктивно я должна была бы отдёрнуть руки, избегая контакта с огнём, я же, напротив, вытянула ладони вперед. Восковая свеча, ударившись о них, упала на стол, погасшая, но в моей ладони продолжал гореть её огонёк.
Увидев удивлённый и одновременно заинтересованный взгляд Дамблдора, я быстра сжала руку в кулачок, пламя исчезло.
- Однако, ты всё ещё считаешь, что тебе место в школе для отстающих? - Альбус добродушно улыбнулся.
- А вы меня не бросите? - я тряхнула светлыми волосами, доверчиво и с какой-то затаенной болью посмотрев на человека. Здесь, в приюте, всё было привычным. Я знала, от кого ждать плохих поступков, знала и поэтому мне было легче. Больше всего на свете я боялась, что оказавшись в каком-нибудь другом - большом и счастливом мире, случится что-нибудь не то, и я буду вынуждена вновь вернуться в приют. Кажется, мой детский вопрос застал Дамблдора врасплох. Он удивлённо посмотрел на меня, но после добродушно улыбнулся и кивнул.
- Нет, разумеется, я тебя не брошу, - Альбус понизил голос и кивнул в сторону открытого окна. - К тому же у нас с тобой есть один общий друг, который очень хочет, чтобы ты отправилась в эту школу.
Раздался шелест крыльев, тот самый шелест, который я не спутаю больше ни с чем, и на подоконник опустилась та самая малиновая птица.
- Его зовут Фоукс, - негромко сказал Дамблдор.

Прошёл уже не один год, но я до сих пор помню своё распределение, как я тряслась от страха, сидя на табурете, и как Шляпа гордо выкрикнула «Рейвенкло!». Хогвартс покорил меня один раз и на всю жизнь. Я влюбилась в это место той преданной любовью, которая осталась со мной навсегда. Поначалу я часто плутала в коридорах, не в силах отыскать нужный кабинет, и была страшно благодарна старшекурсникам, которые нередко провожали меня до нужного класса. Здесь никто не называл меня Дрёмой и не считал мои способности чем-то странным, хотя, конечно, в каждой бочке мёда есть своя ложка дёгтя.

С такими людьми я не то, чтобы совсем не ладила, но по началу испытывала страх, затем неприязнь, а после мрачное удовольствие от встреч с ними. Я никогда не была одуванчиком, но и делать людям гадости не любила. Со временем я привыкла к своему одиночеству, моё мастерство росло, а вместе с ним и чувство собственного достоинства. Я была из тех людей, про которых был сложен девиз Хогвартса: не будите спящего дракона.
Студенческая жизнь была наполнена самыми разными моментами, знаете, я непременно когда-нибудь напишу об этом очень подробно. Это будет замечательная история.

Однажды я совершенно случайно забрела в Лютный переулок. Это было летом 1974, я только устроилась на новую работу в Министерство Магии и была в поисках подходящего жилья. Задумавшись над тем, куда бы устроиться хоть на какое-то время, я, видимо, свернула куда-то не туда. В общем, Лютный переулок меня, мягко скажем, озадачил. Я никогда прежде не бывала здесь и куча странных - а потому в определенной степени интересных магазинчиков - разожгли во мне нешуточное любопытство. Я толкнула дверь в какой-то магазин, вывеска над которым безобидно гласила "Борджин и Бэрк". Я отворила дверь и оказалась в царстве тишины и поистине странных предметов. Шум улицы сюда словно и не долетал вовсе, отчего у меня возникло неприятное ощущение, что я попала в склеп. Не успела я посмотреть и пары витрин, как откуда-то появился довольно высокий мужчина, остановившийся шагах в трех от меня. Я подняла голову и... словно посмотрела на свое отражение.
Как выяснилось позднее, он знал о том, что у него есть дочь.
- Но связываться с твоей матерью - было себе дороже. Когда она злилась - вокруг нее в зоне десяти километров образовывалась опасная зона, как при хорошем тайфуне. А когда она видела меня - злилась постоянно. Я предупреждал ее, что не намерен жениться, но ведь Изабелла была убеждена, что может переделать мир. А когда у нее это не вышло - возненавидела меня, - мужчина устало вздохнул и с какой-то тревогой посмотрел на дочь. - Ты имеешь полное право сделать тоже самое.
Я лишь отрицательно покачала головой.
- Я искала тебя всю жизнь, понимаешь.

связь с вами: в лс администрации.
откуда узнали о нашем проекте: кажется, список новых форумов на русфф.
пробный пост: под спойлером.

Отредактировано валькирия (2017-06-14 13:14:15)